Великий французский математик, механики физик Симеон Дени Пуассон родился в 1781 году в небольшом местечке Питивьер. Мать будущего ученого исключительно по слабости своего здоровья вынуждена была отдать крохотного сына одной знакомой крестьянке-кормилице, жившей в деревне недалеко от Питивьера.
Однажды Пуассон-отец задумал навестить своего сына. Он явился в деревню, где жила кормилица. Не застав ее дома (она была в поле), проник в помещение и к своему ужасу увидел там такую картину: ребенок был подвязан к самому потолку. Как потом выяснилось, это было сделано для того, чтобы сберечь младенца от нападения прожорливых свиней, которые табунами бродили вокруг маленького домика со слабыми запорами.
Впоследствии, когда Пуассон сделался украшением французской науки, он довольно часто вспоминал этот житейский случаи и свой рассказ всегда дополнял шуткой: «Без сомнения,- говорил он,- я качался из стороны в сторону и таким образом мне на роду было написано исследовать движение маятника».
Когда Пуассон подрос, отец долго думал, какому ремеслу научить своего сына. Сначала надевался сделать из него нотариуса. Но поразмыслив, решил, что этот вид работы будет сыну непосилен, так как здесь, помимо знаний, надо еще иметь врожденную ловкость и изворотливость.
После долгих размышлений заботливый папаша остановился на ремесле цирюльника, т.е. на профессии деревенского врача-хирурга который все болезни лечит кровопусканием. Занятие цирюльника, по мнению Пуассона-отца требовало больших знаний, а только некоторой сноровки, которая достигается небольшой выучкой и главным образом практикой.
Для изучения облюбованного ремесла Симеон отправился в местечко Фонтенбло к цирюльнику Ланфану, который приходился ему дядей. Но на этом поприще Пуассона подстерегла неудача.
Чтобы выучить кровопусканию, дядя давал ему ланцет и заставлял прокалывать жилки на капустном листе. «Как ни приметны эти проклятые жилки, - говорил много позднее с большим юмором Пуассон, но я никогда не мог попасть ланцетом ни в одну из них, когда смотрел на них прямо; а иногда попадал, когда смотрел искоса. Моя неловкость сильно огорчала дядю, но он любил меня и удерживал при себе. Однажды с одним из моих товарищей, Ванло, который живет теперь в колониях, дядя послал меня поставить мушку на руку одного ребенка; на другой день я пошел отнять мушку, но ребенок был уже мертвый. Говорят, что это случается часто, но я так встревожился, что тотчас сказал, что не хочу быть ни хирургом, ни лекарем. Ничто не могло поколебать моей решимости, и меня возвратили в Питивьер».
Отец Пуассона получал издававшийся в Париже «Журнал Политехнической школы», в котором много места отводилось математике. Симеон, рано полюбивший чтение, просматривал этот журнал и решал помещенные в нем задачи. Без руководства и помощи со стороны он справлялся с решением довольна трудных задач, правда, иногда достигал цели окольными путями.
С каждым годом ему становилось все труднее и труднее находить задачи, которые заставляли бы его много думать. Но вот однажды юный Пуассон заехал в Фонтебло и встретился там со своим старым другом Ванло.
— Здравствуй, друг Ванло! - приветствовал его Пуассон.
— Здравствуй, здравствуй, дорогой Пуассон! Приятно с тобой встретиться.
— Ты знаешь, Ванло, я стал большим любителем решения задач. Да вот беда, все задачи, которые попадаются на мои глаза настолько просты, что решать их нет никакого интереса.
— Постой, постой, Симеон! Как говорят на ловца и зверь бежит. Ты знаешь, у меня есть тексты задач, которые давались в Центральной школе. Мне их дал один из учеников этой школы, чтобы я помог ему в решении этих задач. Я попробовал решать, но они оказались мне не по плечу. Вот ты и помоги выйти из затруднительного положения.
— Давай скорей эти задачи. Посмотрим, что они из себя представляют.
Друзья зашли на квартиру Ванло, и тот передал молодому Пуассону тексты всех задач. Тут же Пуассон принялся за решение, и не прошло и часа, как он решил все задачи.
Из всех задач Пуассону особенно понравилась та, которая впоследствии стала называться «задачей Пуассона»: «Некто имеет двенадцать пинт вина [пинта— старинная мера жидкости, равная приблизительно 0,568 литра] и хочет подарить из него половину, но у него нет сосуда в шесть пинт; у него два сосуда, один в восемь, а другой в пять пинт; спрашивается, каким образом налить шесть пинт в сосуд восьми пинт?»
— Эта задача,—заявил Пуассон,—определила мою судьбу. Я решил, что непременно буду математиком».
Отец заметил увлечение сына математикой и отдал его на воспитание учителю по фамилии Бильи. Этот человек обладал всеми качествами хорошего учителя, однако не мог удовлетворить запросов молодого Пуассона. Дело в том, что Пуассон давно обогнал своего учителя в знаниях по математике и самому Бильи было впору поучиться у своего воспитанника.
Опытный учитель разгадал математическую одаренность мальчика и предоставил ему «свободу действий». Он подбирал Пуассону нужную математическую литературу для самостоятельного изучения и был бесконечно рад его успехам.
Между Бильи и Пуассоном завязалась крепкая дружба, которая не прекращалась и тогда, когда Пуассон сделался знаменитостью. Каждый раз, когда выдающийся ученый выступал со своими научными сообщениями, в зале можно было встретить седовласого «древнего» старичка, который с большим вниманием слушал каждое слово академика. Этим стариком был Бильи, не пропускавший ни единого выступления своего бывшего ученика. В перерыве он рад был поделиться с присутствующими, что Пуассон его ученик, что он первый открыл в нем столь высокое математическое дарование:
— Это я предсказал, что «Petit Poisson deviendra grand».
После этих слов у Бильи радостно светились глаза и сам он расплывался в добродушной улыбке. Он, видимо, был доволен своей остротой. В буквальном переводе французская фраза означала: «Маленькая рыба будет большой». Здесь игра слов, потому что «Poisson» по-французски означает «рыба» и фразу Бильи надо понимать так: «Маленький Пуассон буде большим», т. е. своими талантами добьется великой славы ученого.
В Политехническую школу в Париже Пуассон поступил 17 лет.
Своими глубокомысленными ответами он не раз приводил в изумление профессоров. Раз на лекции, которую читал знаменитый математик Лагранж, была названа теорема, прямое доказательство которой, по словам лектора, якобы «трудно найти». Каково было изумление Лагранжа, когда на другой день на следующей лекции поднялся Пуассон и подал профессору небольшой листок с прямым доказательством теоремы, упомянутой на предыдущей лекции. Доказательство вполне удовлетворило Лагранжа.
Второй случай произошел на экзамене знаменитого математика и астронома Лапласа. Он задал Пуассону весьма трудный вопрос, думая этим озадачить «первого ученика», но к своему большому удивлению услышал от него четкий, вполне исчерпывающий ответ. Этот ответ был настолько оригинальным, что прославленный ученый был вынужден признать его «изящным».
Пуассон внес огромный вклад в науку. Его труды охватывают астрономию, механику физику и математику. Он глубоко изучает вопрос об устойчивости солнечной системы и выводит дифференциальные уравнения возмущенного движения, впервые воспользовавшись так называемыми «скобками Пуассона». В области физики он дал весьма важнее исследования по электростатике, магнетизму, капиллярности и т. д. Много фундаментальных работ Пуассона относится к разным разделам математического анализа и к теории вероятностей. Его перу принадлежит двухтомный «Трактат механики», не потерявший своего значения и по сию пору.
- Я стар,— сказал однажды Лагранж Пуассону.— Во время моих бессонных ночей я развлекаюсь числовыми сравнениями; выслушайте меня, это любопытно. Гюйгенс тринадцатью годами был старше Ньютона; я тринадцатью годами старше Лапласа; Лаплас тринадцатью двумя годами старше вас».
«Можно ли деликатнее похвалить Пуассона,— говорит Араго,— причислив его к семье великих геометров? Творец «Аналитической механики, назначив Пуассону место между Гюйгенсом, Ньютоном, Д'аламбером и Лапласом, выдал ему свидетельство на бессмертие...»
Пуассон любил искусство и литературу. Особенно большую страсть он питал к театру. В годы молодости ради удовлетворения этой страсти он два раза в декаду отказывался от обеда и на сэкономленные деньги ходил в театр. Уже тогда он знал наизусть Мольера, Корнеля и особенно трагедии Расина. Свою страсть к театру Пуассон сохранил на всю жизнь.